Бывают такие секунды,
когда всё решают минуты
и длится это часами(с)
когда всё решают минуты
и длится это часами(с)
- Как вы умерли? – с любопытством спросила девушка, глядя мне прямо в глаза.
- У меня остановилось сердце, - я отвернулась и посмотрела на облака.
Остановка сердца. Термин, звучащий так ясно и понятно, что мне казалось, будто он совершенно не подходит к моей ситуации. Но так значится в моей медицинской карте, так значится в картотеке этого мира. Но я умерла не от банального инфаркта, это была лишь реакция организма. Я умерла от горя.
- Но вы такая молодая, - девушка недоуменно осмотрела меня, словно в поисках подвоха. – Разве так бывает?
- Бывает. – Я даже не обернулась к ней, но кожей чувствовала ее взгляд. – У меня с детства было слабое сердце. Мне нельзя было волноваться. Но от этого же никто не застрахован.
- Пусть так, - в глазах девушки промелькнуло любопытство. – Но что же могло вызвать у вас волнение такой силы?
Я повернула к ней голову. Мне так хотелось, чтобы в моих глазах она прочитала правду. Прочитала и больше не захотела спрашивать. Но здесь все было каким-то прозрачным, мутным. Даже чувства. Вряд ли в моих глазах была хоть маленькая часть того, что я пережила. А точнее не пережила.
- Я была беременна. Я очень боялась, потому что всегда была очень восприимчивой к всевозможным вирусам. Боялась заболеть и убить своего ребенка, поэтому сразу же легла в клинику, в надежде, что там будет меньше вероятности заболеть. Так и получилось, я без осложнений родила совершенно здорового ребенка.
Я улыбнулась, вспоминая, какой счастливой я тогда была. И как не долго…
- Но в больнице началась эпидемия. Неизвестный вирус вызывал простуду и легкое недомогание. И убивал младенцев. Врачи ничего не могли сделать, они не знали причину и боялись действовать вслепую. Мне было страшно. Я сразу же поймала этот вирус, одна из самых первых. Мой малыш тоже не смог защититься. Он медленно угасал на моих глазах, а все что могла я – это заламывать руки и молить бога о помощи. Мой мальчик умирал, а мне даже нельзя было к нему прикасаться. Только смотреть сквозь стекло стерильной комнаты, в которой моему ребенку втыкали всевозможные шнуры и аппараты. Это было невыносимо. И страшно. А потом у малыша случился приступ. Я смотрела сквозь стекло, как врачи склонились над его крошечным телом и пытались заставить его дышать. А я стояла и смотрела, смотрела. И одними губами умоляла его дышать, ради меня. А потом закрыли шторы, а меня увели. Болезнь и волнения сломили меня, я не могла стоять. Меня усадили в кресло. Все, что оставалось – это ждать, и надеяться. Это длилось не больше часа, но мне казалось, что время замерло. А потом пришли они. Врачи. В их глазах я прочитала приговор. Приговор своему ребенку, и, как выяснилось через минуту, себе. Моего мальчика больше не было в живых. Тогда мое сердце затопило болью. Сначала я думала, что душевной, но я потеряла сознание и больше не очнулась. Я умерла от боли и горя, а после этого остановилось сердце.
Девушка смотрела на меня с чувствами, отдаленно напоминающими ужас и сочувствие. Да и сама я сейчас ощущала лишь призрачную часть той боли, которую испытывала в момент смерти. Таким темным эмоциям здесь не было места.
- Идемте со мной, - девушка встала и потянула меня за руку через сад к какому-то белому зданию, напоминающему больницу. – Это пункт приема.
Я знала это место, я сама появилась именно здесь. Но она повела меня в дальнюю комнату. Там было много света и тысячи кроваток. Я поняла, что означало это место – пункт приема – и надежда, умершая вместе со мной, вновь воскресла в моей душе. И я была готова осмотреть всех детей этого мира, если был хоть маленький шанс того, что здесь есть мой ребенок. Но навстречу нам вышла какая-то женщина, у нее словно не было черт лица, только свет и улыбка. Она взяла меня за руку и подвела к одной из кроваток. Мой ребенок смотрел на меня глазами, которые я боялась больше никогда не увидеть.
2 октября 2010